Экономический цикл и финансовые потрясения: как часто надо волноваться?

Леонид Григорьев

к.э.н., главный советник руководителя Аналитического центра при Правительстве РФ, 

профессор, научный руководитель департамента мировой экономики НИУ ВШЭ

Экономические потрясения и революции цен идут с незапамятных времен. Они очень пугали купцов, банкиров, кредитовавших королей, финансистов королей, которые не хотели возвращать банкирам долги, взятые на войны. Поток американского золота в Испанию в XVI веке поднял цены на товары в Европе. Но регулярные встряски были связаны уже с развитием рынка и финансового хозяйства: крахи компаний, государственных и частных займов, банков. Для любознательных — Чарльз Киндлбергер и Роберт Алибер в своей книге «Мировые финансовые кризисы: мании, паники и крахи» (издано на русском в Питере недавно!) протянули историю финансовых крахов и паник от «Тюльпанового кризиса» (The Dutch Tulip Bulb Bubble 1636) в Голландии до кризисов начала XXI века. Потом прибавилась «Великая рецессия» 2008–2009 годов, которая имела очень тяжелое продолжение (сжатие кредита, долговые потрясения на фоне вялого роста) до 2013 года.

Примерно с 2014 года в США и ЕС идет подъем, в Китае мы наблюдаем замедление темпов прироста с 10 до 6,5%. В Индии рост по 10%, а в Бразилии, России и ЮАР от оживления до медленного роста. Все знают, что экономические колебания — в науке — бывают вековые («кондратьевский цикл»), 20-летние (Саймон Кузнец), 10–11-летние (Маркс — Жюгляр) и короткие 4–5-летние (Китчина — только в США). По «кондратьевскому циклу» сейчас работают больше любители различных теорий технического прогресса, цикл Кузнеца в практике забыт, а короткий цикл в США все больше похож на встряску на финансовых рынках между рецессиями. Мировая наука доверила Национальному бюро экономических исследований США право определять, что такое рецессия — это два квартала падения реального ВВП подряд! То есть два сильных квартальных падения через малый рост в одном квартале — формально не рецессия. Любителям самообразования можно посмотреть книгу Кеннета Рогоффа и Кармен Рейнхарт This Time Is Different: Eight Centuries of Financial Folly, которые нарисовали больше сотни циклов в мире для удобства профессоров и студентов.

Существует гигантский объем литературы по типам циклов, их природе, специфике, есть Нобелевские премии, идут дебаты, защищаются диссертации, но отделаться от циклов путем их изучения и излечения от них не удается. И, видимо, при рыночной экономике от них не избавиться. Все дело в кризисах, которые всегда приходят неожиданно. Накопление «пороха» происходит незаметно — как в истории с жилищными закладными в США за десять лет перед крахом осенью 2008 года. Чаще всего выходит в пик загрузка мощностей в промышленности, растут инфляция и ставки процента.

Финансовый «порох» взрывается от триггера — обычно это биржевой или банковский кризис (крах Lehman Brothers в сентябре 2008 года — типичный пример). Момент взрыва точно предугадать никогда не удавалось, обычно приближение кризиса (если взглянуть назад) даже сопровождается восторгами подавляющего большинства политиков, финансистов и профессуры на тему: «Как сейчас хорошо!». Это не значит, что «хорошо» — это обязательно период перед рецессией.

Регуляторы и аналитики обычно видят нарастание рисков, но триггер всегда внезапен. Предсказание взрыва не предотвращает его, а смещает ближе или дальше от точки прогноза. Разумеется, во всех странах есть «дятлы», которые предсказывают кризисы и крахи каждый понедельник. И, когда кризис приходит года через три, они радостно оповещают человечество, что давно его предсказали.

С чего начинается кризис и как обычно его чуют аналитики? В финансах это нагромождение долгов, ненадежных активов, пирамидальные финансовые структуры. При триггере возникает бешеная потребность в ликвидности, что вызывает так называемый liquidity crunch (сжатие) — ситуацию, в которой экономика пребывает сравнительно короткое время (день, неделю), но очень заметную резким взлетом краткосрочных процентных ставок — цены ликвидности. Вот тут начинаются крахи, старты банкротств. Учебники все учат созданию резервов и прочему, но на всех не хватает, и тогда бегут за спасением к центральным банкам. Тут-то в бизнесе и прозревают! Дальше рецессия развивается или нет — зависит от интенсивности предшествующего подъема, степени общего «заражения кризисом» от слабых отраслей или от стран — вопрос развития «эпидемии» в реальном секторе. Мы бы сказали, что полностью от кризиса не застрахуешься, но гибнет не обязательно слабый бизнес, а тот, у которого произошло несовпадение инвестиционного цикла, заимствований и колебаний цены и доступа к кредитам и т. п.

Разумеется, в каждом цикле подъем тянут (растут быстрее) разные наборы стран, разные отрасли и разные технические новинки. Большие кризисы — типа 1973–1975 и 2008–2009 годов — смещают векторы развития, изменяют конкурентоспособность стран по отдельности и по типу. Развитые страны на индустриальной стадии развития могут испытывать глубокие колебания экономической активности и демонстрировать гигантские потери активов и доходов. Но они остаются развитыми, а в хо- де нового подъема опять начинают «уходить» от среднеразвитых, переходных стран. Кризис 2008–2009 годов назван экономистами «Великой рецессией» — не путать с «Великой депрессией» 1929–1932 годов. Его основными характеристиками являются неожиданность, глубина, охват сразу всех ведущих стран (кроме Китая, но там тоже были проблемы), длительность тяжелой конъюнктуры до 2013 года и особенно credit crunch (сжатие кредита). Этот кризис подтолкнул развитие научно-технического прогресса, особенно в связи с глобальными проблемами: бедность, климат и т. п. Новый рост идет своими путями, со своими успехами и своими рисками.

Мировое академическое сообщество находится в определенном затруднении по вопросу о прогнозировании роста и — потенциально — следующего кризиса. Все более или менее сходятся в том, что торговые и политические конфликты препятствуют глобальному росту, борьбе с бедностью и сохранению климата. Новые направления научно-технического прогресса: диджитализация, энергетическая трансформация, перестройка потребительского спроса – соседствуют со сдвигами в мировой торговле, структуре отраслей. Рост доли услуг в ВВП, замедление Китая, изменения в характере цепочек добавленной стоимости многое трансформируют. Регуляторы и политические санкции довлеют над движением потоков капиталов и искажают рациональные процессы развития.

Финансовые эксперты видят риски в накоплении долгов компаний при все еще высоких суверенных долгах, хотя именно последние были целью регуляторов на предмет снижения. Пока ставки процента и инфляция в ведущих странах остаются сравнительно низкими, долги относительно дешево обслуживать — это критически важный параметр. Угрозы могут стать более серьезными при росте инфляции и процента. Биржевые курсы реагируют не только на экономические флуктуации, но и на политические риски, торговые конфликты и скандалы. Растут курсы акций компаний, занимающихся скромным делом обслуживания стариков и людей вообще. Но в целом эксперты сходятся на том, что в мире в данный момент нет такого «перегрева» экономики, столько «пороха», чтобы ждать чего-то большего (то есть рецессии), чем финансовой встряски. А три страны БРИКС уже выходят из своих спадов и, по логике цикла, не могут сами раскачать мировой рынок.

Как смотреть бизнесу на мир в эти дни? Ответ простой: с тревогой, но без паники. Пока эксперты не видят угроз большой рецессии, хотя с пика подъема 2007–2008 годов прошло 11 лет, в частности потому, что подъем за 2014–2018 годы не слишком интенсивен и «порох» накапливался медленно. Мир может столкнуться с биржевым шоком или обострением долговых проблем в ближайшие годы. Но при условии сохранения хоть какой-то стабильности в области глобального управления, поддержания предсказуемости поведения крупных игроков — это можно перенести. В долгосрочном плане риск лежит в неспособности мирового сообщества организовать координированное решение глобальных проблем. Цели устойчивого развития мира ООН 2015 пока живут сами по себе, а военные расходы, трения и политическая паранойя ползут вверх по спирали. Политическая ситуация — главный риск в среднесрочной перспективе.